– Привет, Оскар, – улыбнулась женщина. – Тебя ведь Оскаром зовут, верно?

Я еле кивнул: шея отказывалась сгибаться.

– Вы с Бие вчера весело провели время? – спросила мама Бие.

Я нехотя кивнул опять. Что, интересно, рассказала ей Бие?

– Она выглядела такой счастливой, когда вернулась домой, – продолжала между тем женщина.

Я опять кивнул, только медленнее. До меня постепенно доходил смысл сказанного: «Она выглядела такой счастливой, когда вернулась домой». У меня в животе как будто зажглась маленькая лампа.

Мама Бие, улыбнувшись, пошла дальше, но тут меня разморозило, и я подбежал к ней:

– Извините, а можно узнать…. Бие дома?

– Нет, она сегодня ночует у подруги. Передать ей что-нибудь?

Я помотал головой, а мама Бие, снова улыбнувшись, достала из сумки ключи, отперла дверь и исчезла в ресторане. Дверь за ней захлопнулась, и я остался снаружи один.

Но зато я больше не мерз, потому что изнутри меня согревала маленькая лампа.

Не помню, как дошел сюда, но неожиданно я обнаружил, что стою рядом с домом бабушки. Я задрал голову и посмотрел наверх, но, конечно, ничего не увидел. Моя бабушка живет на самом верху, и из ее окон можно увидеть пол-Стокгольма.

Я быстро набрал код и потянул дверь в подъезд, но она оставалась закрытой. Тогда я тщательнее, чем в первый раз, нажал на кнопки. Не помогло. Значит, на двери сменили код. Такое иногда бывает. Я позвонил по домофону. Немного подождав, я услышал потрескивания, и следом из динамика донесся бабушкин голос:

– Алло!

– Привет, бабуль. Это я, – сказал я.

– Алло! – снова закричала бабушка.

Я наклонился к самому динамику и медленно и раздельно произнес:

– Бабушка, это я, Оскар.

– Нет, у меня ничего такого нет, – ответила бабуля.

Я вздохнул и заорал что есть мочи:

– БАБУЛЯ, ЭТО Я!!!

Шедшая по тротуару девушка вздрогнула и отпрянула в сторону.

– A-а… Оскар? Это ты? – удивленно спросила бабушка.

– ДА!!! – Я был уже на пределе своих голосовых возможностей.

– Ой, Оскар! А почему ты не заходишь?

Я тяжело вздохнул, готовясь к новому рывку, но бабушка все-таки что-то сообразила:

– A-а… поняла! Нам вчера код сменили, а…

– Я это уже понял, бабуль! Впусти меня!!! – завопил я.

Из соседнего подъезда вышла молодая мама с ребенком и таксой. Услышав мои вопли, ребенок заревел в голос, а такса завертелась колбасой и залаяла. Я вконец обозлился, а бабушка между тем безмятежно вещала дальше:

– …а ты, конечно, не знал. Но я записала его прямо под трубкой от домофона…

– Я врубился, бабуль! Впусти же меня наконец!

В динамике повисла пауза. Потом я услышал:

– До чего же это захватывающе, Оскар! Ты обязательно должен подняться ко мне и рассказать все поподробнее.

В замке щелкнуло, и дверь в подъезд открылась. Пока я ждал лифт, думал над тем, что могли значить последние бабушкины слова: «До чего же это захватывающе. Ты обязательно должен подняться ко мне и рассказать все поподробнее». Что она имела в виду? Что такого она могла услышать? Я постарался вспомнить, что именно я прокричал ей в конце.

«Я врубился, бабуль. Впусти же меня наконец».

Как это можно еще неправильно услышать? «Я врубился. Я…»

Щелкнуло, и передо мной раздвинулись двери лифта. В тот же самый момент в моей голове тоже щелкнуло. Лампа, которая тихонько горела внутри меня, заполыхала ярким пламенем, посылая во все концы моего тела потоки горячей лавы. Я шагнул в кабину лифта и нажал на седьмой этаж. Потом стремительно стянул с себя куртку, чтобы не свариться вкрутую. В зеркале отразились мои щеки, полыхавшие красным. С глазами тоже что-то случилось. Из них исчезла куда-то та безнадежность, которая читалась во взгляде обмотанной туалетной бумагой мумии по имени Оскар, прятавшейся ото всех в школьном туалете. Теперь в глазах появилось что-то другое, что-то сияющее, как блики солнца на поверхности воды.

Я понял, что это было.

Бабушка с жутко заинтересованным видом ждала меня на пороге. Она поднесла руку к уху и подрегулировала свой слуховой аппарат.

– Я торопилась и толком не надела его, – пояснила бабуля и втянула меня в квартиру.

– Угу, – пробормотал я.

Пахло кофе и имбирным печеньем. Повесив в прихожей куртку, я присел и принялся развязывать шнурки. Бабушка стояла рядом, скрестив руки на груди.

– Ты же знаешь, я не очень хорошо слышу, поэтому приходится надевать его, – продолжала она.

– Ничего страшного. – Я попытался улыбнуться.

Справившись с обувью, я поднялся и пригладил взъерошенные волосы. Бабушка продолжала стоять и внимательно смотреть на меня. Потом она вздохнула и спросила:

– И теперь мне интересно, правильно ли я расслышала? Ты… Ты влюбился, Оскар? Я правильно услышала?

На мгновение я замер, а потом ответил:

– Да, ты правильно услышала.

Это было необычное чаепитие. Я не мог сосредоточиться ни на имбирном печенье, ни на игре в крестики-нолики. Видно было, что у бабушки скопилась масса вопросов, но она быстро заметила, что я не горю желанием что-либо рассказывать.

Я же вдруг понял, что чувствовал, когда думал о Бие, и почему-то мне ни с кем не хотелось об этом говорить. С бабушкой уж точно. По крайней мере, не сейчас, когда на ней надет слуховой аппарат. В животе было такое чувство, что горячая лампа вот-вот превратится в готовый взорваться баллон, а еще я ощущал странную слабость в руках.

Значит, вот какой бывает любовь. На бабочек совсем не похоже, но все люди – разные и поэтому, наверное, чувствуют все по-разному.

Бабушка налила вторую чашку кофе и с шумом выпила.

– Ты говоришь, что после Рождества она будет учиться в твоей школе?

Я кивнул. Бабуля тоже кивнула. Потом она похлопала меня по руке.

– Я больше не буду спрашивать, – улыбнулась она. – Хотя я просто умираю от любопытства.

После чая я отправился домой. На улице опять пошел снег. Снежинки маленькими белыми бабочками порхали по воздуху и, медленно снижаясь, ложились на землю. Старик, стоявший у пешеходного перехода, поднял лицо навстречу снегу и, зажмурившись, улыбнулся. Я сделал то же самое. Со стороны мы с ним, конечно, глупо смотрелись, но мне было наплевать. Прищурившись, я осторожно посмотрел сквозь ресницы, и мне почудилось, будто небо падает вниз на мое лицо! Или я сам лечу вверх, прямо в зимнее небо. Внутри появилось волшебное чувство полета, как на качелях: вверх-вниз. Мне захотелось раскинуть в стороны руки и закричать.